Копьё Георгия Победоносца [СИ] - Константин Павлович Бахарев

высоте примерно метров пяти на стволе виднелась ужасная рожа. Она скалила зубы и даже, как показалось старику, подмигивала ему.

— Это не Хусейн, — сказал Карим-бобо и прищёлкнул языком. — Это кто-то гораздо хуже.

Он быстро вытащил из кармана смартфон и начал снимать. Сделал несколько снимков, потом перешёл на видеозапись.

— Да я фоткал его вчера, — сказал Назар, поднося ко рту бутылку. — Скину тебе по блютузу, если хочешь.

Глядя на ужасный нарост, Тамерлан чуял, что это не отважный, но глупый амир Хусейн, который не смог даже спрятаться от него. И не хитрый и могучий Тохтамыш, расслабившийся не вовремя. Это уверенный в себе воин, за которым стоит колоссальная сила.

— Смотри! — крикнул Назар и ткнул пальцем в сторону нароста. Из бутылки выплеснулось пиво на скамейку.

Отшатнувшись, Карим-бобо видел, как ужасная рожа на платане прищурилась и, оскалив зубы, начала хохотать. И почти сразу замолчав, она принялась съёживаться, и вскоре от неё ничего не осталось.

— Тебя ждал, — сказал Назар, поднимая двумя пальцами промокший в пиве чебурек. — Придётся ещё брать.

— Что брать? — непонимающе глянул на него Карим-бобо.

— Чебуреки, — пояснил Назар. — Видишь, пиво на них попало.

— Сейчас иди спать, а вечером жду тебя в Гур-Эмире, — сказал Карим-бобо. — Будем совет держать.

На такси, заплатив четыре тысячи сумов, что ему показалось дорого, он вернулся домой. Гули-опа уже встала и замесила тесто для самсы.

— Где ходишь, дорогой? — недовольно проворчала она. — Мясо кто рубить будет и лук резать?

— Сейчас всё сделаю, — Карим-бобо помыл руки и, накинув клеенчатый истёртый фартук, принялся готовить начинку для самсы.

— Это не Хусейн, — сказал он, окончив работу.

— А кто? — испугалась Гули-опа. — С Хусейном тогда еле-еле справились, а тут сейчас… Тохтамыш, может быть?

Карим-бобо помотал головой.

— Не знаю, — он начал лепить самсу и выкладывать на деревянную доску. — Вечером пойду в Гур-Эмир, с внуками и сыновьями посоветуюсь. Тебя попрошу, сходи в Шахи-Зинда, переговори с эмиром Бурундуком. Пусть тоже в Гур-Эмир наведается сегодня ночью.

— Сам-то что не идёшь? — подозрительно взглянула на него жена.

— Не хочу, — Карим-бобо сморщился. — Сестрица там моя, опять скандалить начнёт. С тобой-то она вроде мирно живёт.

— А как ей не ругаться? — пожала плечами Гули-опа. — Не можешь за неё слово замолвить перед Джирджисом. Так ведь и не может в город выйти, всё сплетнями занимается.

— Перестань! — замахал руками старик. — Хватит уже. Сходишь?

— Схожу, схожу, — пробурчала жена.

День был удачный, самсу раскупили ещё до обеда. Туристы из гостиницы «Караван Сарай», что рядом стоит, взяли штук двадцать, так понравилась. Колхозники, торговавшие самаркандскими красными дынями на перекрёстке, тоже купили пару десятков — сейчас перекусить и с собой в дорогу. Пришлось делать вторую партию. И её продали.

Жадноватая Гули-опа прибрала денежки, взяла немного с собой — на Сиабский базар ещё надо зайти — и пошла, переваливаясь на ходу.

— Ты телефон взяла? — крикнул ей вслед Карим-бобо. Жена хлопнула себя по лбу — забыла!

Старик сходил в дом, нашёл её смартфон и отдал. Гули-опа в прошлый раз, когда ходила в Шахи-Зинда, обещала там кино показать — новый турецкий сериал «Оттоман», что-то вроде продолжения «Великолепного века».

В мавзолее Гур-Эмир ни сыновья, ни внуки Тамерлана не узнали на снимках и видео, чья это рожа вылезла на платане Университетского бульвара.

Только эмир Бурундук морщил лоб, вспоминая.

— Помню лицо, на кого-то он сильно похож, — бурчал он себе под нос.

Назар, хотя и проспал весь день после пива с чебуреками, но внезапно показал с хорошей стороны. Он притащил большущий альбом с рисунками разных падишахов, эмиров, военачальников. Все внимательно вглядывались в цветные страницы, как вдруг Бурундук облегчённо выдохнул.

— Вот на кого он похож! — и ткнул пальцем в портрет какого-то надменного хана.

Назар, нацепив очки, наклонился и вслух по слогам прочёл подпись: «Нойон рода чорос, ойраты».

— Вот, вы русских ругаете, а если бы мы альбом этот не напечатали, никого бы сейчас не узнали, — довольно сказал он.

— Ойраты, это же наша родня, — задумался Карим-бобо. — Что им надо здесь?

Эмир Бурундук подтолкнул локтём Назара, и когда тот обернулся, что-то зашептал ему на ухо. Русский кивнул и успокаивающе махнул ладонью.

— Надо к Джирджису идти, — Карим-бобо поднялся. — Может, он подскажет, что ойратам надо в Самарканде?

Из-под купола Гур-Эмира слетела тень в поблескивающем плаще.

— Я уже здесь, — услышали все глухой тяжёлый голос. — Мне сообщили, что опять идёт гроза на город, и это не слабоумный Хусейн, или бесстрашный, но слишком великодушный Тохтамыш. Что-то жуткое движется сюда, и уже через две ночи они будут здесь!

— Святой Георгий! — увидев Джирджиса, закричал Назар. Бухнувшись на колени, он начал класть кресты. — Ты здесь! Всё будет хорошо! Ура!

Поднявшись, Назар дёрнул за рукав Бурундука и мотнул головой, показывая, что надо отойти в сторонку. Они тихонько ушли в тёмный уголок.

Джирджис, он же святой Георгий, внимательно разглядывал рисунок в альбоме, потом не спеша стал изучать снимки, сделанные Карим-бобо.

— Это Галдан-Церен, — сказал он. — Великий полководец джунгаров. Бывал здесь через много лет после тебя, эмир. Он ведёт сюда огромную армию. Ему помогают отец всех воинов Ата-Улан и чёрные драконы.

— Что им нужно здесь? — Карим-бобо уже не походил на доброго старичка, торгующего самсой на улице Чорраха. Все увидели мощного и очень опасного непобедимого Тамерлана. И он готовился к схватке.

Джирджис развёл руками.

— Не знаю, — сказал он. — Но что пощады они никому не дадут, это достоверно. Жители Самарканда их не увидят, но нас они уничтожат. Ата-Улан ведёт 6 666 воинов, не знающих жалости. Они помогали Чингизхану завоевать Вселенную.

Тамерлан помотал головой.

— Надо собирать всех, — он взглянул Джирджису в глаза. — Поднимай моих гулямов, что лежат в Самарканде, поднимай всех бойцов.

Святой Георгий кивнул.

— Только Шейбани-хана не смогу, — он вздохнул. — Проклятые кизилбаши отрезали ему голову и спрятали где-то. Поэтому его войско к нам не присоединится. Но